Гиблое место в ипотеку  - Дарья Донцова

Слова парня показались мне не глупыми, но я предупредила:

– Денег вам не дам, нет их.

– Не надо, – ответил Роберт, – у меня есть небольшой капитал.

Мануйлов на самом деле снял какой-то подвал, меня пригласили посмотреть на него. Ну, совсем мне не понравился. Темное, мрачное помещение находилось на окраине Москвы, ранее было дешевым клубом, потом он прогорел. Грязь, вонь, незатейливый дизайн, тараканы там ходили знатные. Одна радость – расположено в паре шагов от метро, и район, где будущий очаг культуры находился, спальный, там не было никаких развлечений. Расчет был на то, что местный люд от скуки в театр повалит. Фил объяснил:

– Сначала просто так к нам заглянут. Ну, куда им еще в субботу двинуть? Посидят в зале, увлекутся пьесой, начнут регулярно ходить.

Ксения посмотрела на меня.

– Как вам этот бизнес-план?

– Не могу считать себя завзятой театралкой, – ответила я, – не знаю, как такое учреждение с нуля развивать. Но предполагаю, что театр стоит на трех китах: актеры – режиссер – репертуар. Люди не будут постоянно ходить на один спектакль. Нужен портфель пьес, придется регулярно удивлять зрителя, знать, на какую публику можно рассчитывать. Знакомишь народ с классикой? С одной стороны, это удобно – Антон Чехов и Александр Островский написали много прекрасных пьес. Проблема с авторами отпадает. Но используя исключительно такой репертуар, лишаешься части зрителей.

– Согласен, – подхватил Костин, – надо, чтобы были постановки на любой вкус. Обязательно одна эпатажная, где кто-то из главных героев без трусов по сцене носится. Эка невидаль – обнаженная попа! У каждого человека она есть. Но журналисты мигом устроят галдеж и лай в интернете, начнут ругать-хвалить театр, где показали нечто необыкновенное – обнаженную задницу. Народ из чистого любопытства повалит в зал. Как только шум в СМИ стихнет, ставь новую пьесу. На сей раз надо выпустить актрису-пенсионерку топлес, в одних стрингах.

– Почему пожилую? – изумился Макс. – С точки зрения мужчины, да простят меня не юные дамы, предпочтительнее смотреть на молодое тело.

– А с точки зрения пиара театра лучше сработает бабулька, – возразил Володя, – вот тут пресса просто с цепи сорвется. Ужас, ужас, зачем нам это показывают, актриса с ума сошла, режиссер геронтофил.

– Костин, похоже, ты не тем делом занимаешься, – рассмеялся Вульф, – вы правы, с одним спектаклем театр не поднять.

Ксения кивнула.

– Я была того же мнения. Но молчала, понимала, что Фил наконец-то обрел друга. Оба увлечены одной идеей, у Роберта есть деньги. Ну и ладно. Говорить им, что театр потребует огромных вложений? Зачем? С другой стороны, они же не собираются основать МХАТ. Сами покрасят в подвале стены, поставят штук тридцать дешевых пластмассовых стульев, договорятся с людьми, которые считают себя великими лицедеями, но их учиться на актеров не взяли. Займутся чистой воды самодеятельностью. Она во все времена была популярна, ничего дурного в ней нет. Отдушина для тех, кто занят скучной работой, тоскует по творчеству.

Ушакова замолчала.

– Произошло нечто непредвиденное? – предположила я.

Ксения допила воду из бутылки.

– Становление театра шло медленно. Сначала организаторы нашли возрастных исполнителей. Трех тетушек от сорока до семидесяти лет общим весом в тонну. «Девушки» горели энтузиазмом, были готовы работать бесплатно, притащили из дому необходимый реквизит: мебель, посуду, разные тряпки. Они и занавес сшили, и вместо гримеров-костюмеров работали. В коллективе был и мужчина, супруг одной из актрис. Но главная роль – девушка восемнадцати лет! Худенькая дама даже на пятом десятке может за такую сойти. Соответствующая одежда, грим, прическа. Спектакль всегда условность. Но бабулька шестьдесят второго размера никак в этом случае не прокатит. Роб дал объявление в газете, ему стали звонить, интересоваться, сколько заплатят актрисе, узнавали, что копейки, и бросали трубку. Роб приуныл, и вдруг! Откуда ни возьмись, появилась дама лет сорока. Стройная, с деньгами, одна беда, лысая. Бедняга проходила серьезное лечение, из-за «химии» потеряла волосы, брови, ресницы. Чтобы она постоянно не думала о смерти, психолог посоветовал ей осуществить мечту юности, заняться делом, о котором она грезила в подростковом возрасте. Хорошо помню, что ее звали Сусанной. Понятное дело, в детстве она мечтала стать актрисой. Ну и пошла бродить по театрам, проситься на роль хоть со словами «Кушать подано», только бы на сцену выходить. Да везде ее гнали, и вдруг она увидела объявление Роба и примчалась. Сусанна вложила большие деньги в постановку, еще она привела своих родителей, профессиональных гримеров. Они прорву лет проработали на «Мосфильме», потом их уволили, дескать, им за семьдесят, уже старые, дайте дорогу молодым. И все у Роба с Филом стало складываться. Поскольку события пьесы разворачивались в пятнадцатом веке, потребовалась соответствующая одежда. Сначала ее хотели заказать в мастерской, узнали цену и отбросили эту идею. Решили нанять портных, это тоже было очень дорого. Вознамерились взять костюмы напрокат, так их пот от суммы прошиб. В конце концов Фил решил, что сам справится, почитал кое-какую литературу и сшил наряд. Тот получился дивной красоты, потому что Филипп старался от души. Вот так брат получил первый опыт производства старинного платья. В конце концов настал день премьеры.

Ксения повернула голову и заглянула мне в глаза.

– Вы же понимаете, что зрителями в основном стали родственники, друзья и соседи актеров. Фил попытался пригласить прессу, но ни один журналист не явился. По району развесили афиши, пришло несколько человек со стороны, почти весь зал заполнился. Открылся занавес, началось первое действие. Я приехала в театр загодя, Фил ко мне кинулся:

– Родители Сюзи гении, посмотри, какие покойники!

Посмотрела я на старушек-актрис, и меня чуть не стошнило: натуральные мертвецы. Кое-где из-под кожи кости торчали, трупные пятна на открытых участках тела. Лучше не буду описывать. Гримеры потрясающе поработали. Устроилась я в зале, занавес открылся, на сцену вышла… Флора. Я чуть со стула не свалилась. Один в один сестрица Фила. Волосы, макияж, форма носа. Я чуть не заорала от ужаса, ошалела прямо. Потом пришла в себя, сообразила, что такое впечатление возникло из-за волос, они были как у Флоры, остальное – не похоже. Ни рост, ни фигура, ни черты лица. Просто первая реакция на увиденное. Но она меня ошеломила.

Ксения поежилась.

– Минут через двадцать народ стал зевать, переговариваться шепотом, затем началось массовое бегство. Ну кто станет весь вечер смотреть на женщину, которая сидит на стуле и безостановочно вещает непонятно что? Изредка на сцене появлялись старушки, они переходили из одной кулисы в другую, по дороге останавливались и выли голодными волками:

– Слууушай правду.

Старушки менялись, в их компании был дедок-зомби, тот пел дрожащим дискантом:

– Жизнь – боль. Жизнь – ад.